Город Анатоль-1
— Ему не хватало воздуха, и Борис услыхал хрип в его груди. — Янко… — продолжал больной задыхаясь и так тихо, что его едва можно было понять, — я за него беспокоюсь. Он бесхарактерный человек. Более того, он глуп. Может быть, его воспитает сама жизнь. Я махнул на него рукой. Ступай теперь!
Борис почтительно выждал несколько секунд, не пожелает ли отец сказать еще что-нибудь. Но тот молчал. Борис снова прикоснулся губами к холодной, влажной руке и вышел из комнаты.
Позади него уже потухли свечи, кроме одной. Борис был в испарине и дрожал всем телом. Это был самый страшный час в его жизни. Он принял большую дозу снотворного, чтобы заснуть, хотя и так смертельно устал после долгого путешествия.
Засыпая, он увидел перед собой образ женщины с волосами цвета пшеницы, с искрящимися глазами; щеки ее были точно из воска. Ее лицо мелькало за стеклом. Это была леди Кеннворти; такой он ее видел в последний раз на аэродроме Кройдон через окно кабины (в это время шел проливной дождь); леди Кеннворти, от которой только что предостерегал отец.
III
Старый Стирбей умер как барон. С миром земным он распростился в то мгновение, когда Борис закрыл за собой дверь. Теперь он подготовлял себя к переходу в мир иной, как это делали до него все Стирбеи. В десять часов утра в его комнате была отслужена обедня, затем он исповедался. О, он грешил, много грешил в своей жизни — ежедневно, ежечасно… После исповеди он причастился, а затем его соборовали, и он приготовился к смерти.
Приходили письма и телеграммы. Борис отвечал на них, исполненный сдержанной скорби. Являлись посетители осведомиться о состоянии больного. Из своих поместий съезжались бароны. Борис приказал снять чехлы с кресел в зале нижнего этажа, где помещалась семейная картинная галерея. Здесь он принимал гостей, выказывая изысканную учтивость светского человека. Весь он был торжественность и серьезность, и выражение его лица ясно говорило, что у него достаточно такта, чтобы скрывать свою душевную боль.
Баронесса Ипсиланти, разумеется, тоже была среди посетителей; она прибежала в светлом летнем платье, с ярко накрашенными губами и щеками.
— О, дорогой Борис, — затараторила она, — как это ужасно, что это с нашим почтенным бароном! Я непременно хочу еще раз поговорить с ним.
