Четыре сонета
1.
Шершавым барельефом на ладони
Все то, что было, есть и даже будет.
Кто обнаружит или кто обронит,
Когда и как увидит сон о чуде.
К слепой нас принуждает обороне
Решетка линий, равная Иуде,
Случайная, как фальшь в полночном стоне,
Как чувство меры в святости и блуде.
И кажется, что слишком кособоко
Какой-то архитектор проложил
Случайные пути такого рока.
Обрывком плоти или связкой жил,
Какое-то ненужное барокко –
Дотронется – и нежно, и жестоко.
2.
Дотронется – и нежно, и жестоко.
И отзовется в нервных окончаньях,
Как сказочное слово «Ориноко»,
Прочитанное в давешнем романе.
И вот тогда доспехи водостока,
Что барельефом льда покрыты ранее,
Покажут вдруг мне отраженье Бога –
Но так наврут, что это станет манией.
И вот навскидку тысячи религий
Разложены, как будто на базаре,
Где члены воровской секретной лиги
Как супермены, истинные баре,
Предложат мне молиться стеклотаре,
И в ней домыслить нужные мне лики.
3.
И в ней домыслить нужные мне лики,
Полет звезды и прочую науку,
Которая представит мне улики.
И отзовется сном в пустую руку.
Ведь эти вдохновенные вериги,
Доступные лишь избранному кругу,
Как прелести Венеры Каллипиги,
Сулят профану только праведную скуку.
Но впрочем скрупулезные системы,
Как соль в изящно пошлом анекдоте,
Замкнут в простой электросхеме клеммы.
Во мне энтузиазма как в зелоте,
А, значит время мне принять наркотик,
И растопырить пошлые эмблемы.
4.
Я растопырю пошлые эмблемы,
Вот голубь, вот вам кровь, а вот вам слезы.
В багряном сердце многозначной геммы
Как метастазы вызревают розы.
Но я отвлекся от первичной темы,
Надеюсь, мне простятся эти позы,
Как на экзему лечащие кремы,
Как веселящий газ или глюкоза.
Но не удался трюк эквилибристу,
Веревка треснула, а трубы сбились с ноты,
Он громко прохрипел: «Асталависта!».
После чего его объял сеанс икоты,
Со смертью, впрочем, кончилась работа,
А дворник вытер камень абсолютно чисто.