ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЗЕМЛИ

В окна бьется мой Север, необласканный Север,
Чтобы с ним говорить, недостаточно слов.
Я сознание предков включаю, как сервер,
Мегабайты иллюзий разнесет в жилах кровь.
Я сейчас вспоминаю, я всегда вспоминаю,
То, что было забыто сто столетий назад.
Волны Балтики бьются в побережье Синая.
Атлантида мелькает, слепит северный взгляд.
В череде алгоритмов, жестких схем мирозданья
Выбираю я знаки предпрошедших времен,
И я вижу как реки и равнины Рязани 
Окружают Тибет, Арарат и Сион.

Мы под следствием Божьим и по общему делу
Защитят адвокаты нас на Страшном суде.
Я читаю газеты, те, где черным по белому
Кто-то пишет, что завтра все равно быть беде.
Я гляжу из-под неба на грядущие беды –
Эта пыль претворится в космический прах.
И шепчу, задыхаясь от ужаса: «Credo!»,
Потому что иначе не дожить до утра.
А быть может, напрасно. Мы торопимся миом,
Мне недавно сказали, что времени  нет.
Мы вдохнем этот воздух, он окажется дымом,
Алфавит не начнется никогда с буквы «Zet».
Только все это враки, ох, и наглые враки,
Мы вернемся назад, мы вернемся домой,
Кулаками не машут, если не было драки,
Мы зовем благодатью, вы зовете чумой.
В этом странном саду, в ожидании чуда 
Кто-то тихо молился, чтоб не кончилась ночь.
Безусловно талантлив то, кто в роли Иуды,
И похож и на Бога, и на беса точь-в-точь.

ТРОЕ

Бывает Дао –  Via Dolorosa,
Как жаль, что днем не виден Млечный Путь,
А в жалости – послышалось угроза.
Но, впрочем, нужно ли? Смирись и позабудь…
На веки вечные достаточно терзаний,
Но что это такое? Взгляд назад?
Ох, Или Или Лама Савахвани,
И каждый третий – безусловно свят.
А каждый, кто остался – Desdichado,
Развеет ветер карточный наш храм,
Из города повеет смрадным адом,
Но что тот запах северным ветрам?
Пройдут года, пройдут века и войны…
Не будет сна, не будет тишины..
Да разве ж может город спать спокойно,
Прочувствовав все прелести вины?
В бессмысленном скольженьи равновесья –
То вверх, то вниз хребтами диаграмм,
Налей себе сто грамм дремучей смеси,
И сдайся патентованным врагам.
Повязаны с поличным словно тати 
Мы в этой разноплановой ночи,
Здесь нет закона, нет и благодати,
Лишь только степь цикадами трещит,
А может – блажь, и ложь, и чей-то лепет,
И рой высоковольтных проводов 
Сухой свой треск навстречу ветру треплет,
А вдалеке кострища городов...

ВОЗВРАЩЕНИЕ 

Отряд «красных кхмеров» заблудился в Арденнах,
В предпоследние дни несусветной войны.
«Мы вышли вовне, мы у края Вселенной», - 
Им сказал командир, поправляя штаны.
А всего-то и было – только пара винтовок,
Да усталый «калаш» был один на двоих,
А обстрел был прицельным, и все снова и снова
Камни падали с неба и валились на них.
А когда все патроны умчались на Запад,
Командир их цитатничек Мао достал,
Всем раздал по сто грамм превосходного шнапса
А потом застрелился и навзничь упал.
Без него отступать не решились солдаты,
Если путь твой отрезан, что смысла спешить.
Да никто и не помнил дороги обратно,
В этот день они бросили все «калаши».
Их всего было десять, но четыре убито,
Они бросили трупы – к чему их нести?
Оставалась еда и во флягах поллитра,
А еды-то всего одному из шести.
День на третий над ними небеса прояснились,
Было утро и вдруг прекратился обстрел.
А когда они вспомнили то, что им снилось,
Им казалось, что флаг их ослепительно бел.
Они видели Лондон, Париж и Рейкъявик,
Самолеты летали, но не видели их.
А потом обернулись все сны чистой явью –
На сыром горизонте чернел материк.
Жаль они никогда не читали Платона,
Может, сразу узнали бы этот мираж…
А потом ощутили, что медленно тонут
В самой злой и глубокой из космических чаш.

ВАЛЬС ДЛЯ ПАНДОРЫ

Стоял на часах 
Новобранец-солдат,
Он времени бег сторожил неумело,
С винтовкой в руках, 
Без военных наград,
Он был верен знамени, оно было белым.
Он не знал, что хранится
Под тяжелым замком,
Карты, список солдат, заготовки на вечность,
Чьи-то белые лица,
Набор хромосом,
Или серое, мрачное, недовольное нечто.
Он вскинул винтовку,
Проверил патрон,
Он нажал на курок, в ожидании чуда,
Пальнул он неловко,
Пугая ворон,
И эхо, как марш, разносилось повсюду.
Замок разлетелся,
На сотню кусков,
Пружина рванулась и ящик раскрылся,
И  с запахом перца – 
И немножко духов…
Вдруг что-то взлетело и расправило крылья.
Несчастный солдат
Застрелил тишину,
Создал прецедент для грядущих сражений,
Для вялых баллад, 
Для отхода ко сну,
Для хлеба с вином, и для света и тени.

ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ

Мы представляем себя себе,
Мы представляем собой особых,
Мы представляем победу в борьбе,
Мы представляем опять свой опыт.
Мы уклоняемся от планет,
Мы подбираем ненужные звезды,
Мы ничего не видим во сне.
Мы видим снег – неужели так просто?
Мы отбиваем разорванный ритм,
Мы отбиваем другим охоту,
Ох, и отбили ж мы этим другим –
И мизантропу, и доброхоту!
Мы разбираем весь мир по частям,
Мы собираем потом обратно.
Мы без запинки сдаемся властям –
И эксклюзивно, и многократно.

СЕВЕР

Девять белых танцев в сером Вавилоне,
Мерное движенье белобрысых крыш.
Девять белых стражей - воинов из картона,
Было бы их десять, да погрызла мышь.
Серый-серый вечер в Питере-на-крови,
Видишь, ухмыльнулась сизая чухна.
Белый-белый воин ветер в сети ловит,
Ночь не беспредметна, полная хана.
Чудь белее беса да барон остзейский
Проиграли север, выпили весну,
Разве ж это метко, да разве ж это резко?
В этом млечном  море я иду ко сну.
Острою ключицей север рвет погоду,
Ветер тащит полночь в ночь за рукава,
И песок скрежещет в днище нищих лодок,
Тянет этой ночью – нет, не спать – зевать.

ВЕЛИКАЯ СКУФЬ

Великая Скуфь… Это просто такое слово.
Такое далекое прошлое и вечно просрочен кредит.
Я трогаю землю и знаю, что это не ново.
Что трогали землю и те, кто в земле и лежит.
Великая Скуфь… Здесь от Азии – долгие степи,
Великая Скуфь… От Европы недели пути.
Что ветер? Ты сквозь сон различи его лепет…
Он что-то шепнет, и тогда улыбнись и прости.
А фобия смерти, возможно, глупейшая штука
Мы разве живем? Не забудь, кто не жил – не умрет!
На что археологи – это ль тебе не наука!
И те не торопятся времени выписать счет.
Оно копошатся среди позабытых развалин,
Как будто бы камни уже разучились молчать!
Я помню прекрасно, как все мы сто раз умирали,
Но кто-то, не помню, поставил на память печать.
Все сказки забыли, легенды проштемпелевали,
И сдали в архив, на века разложив по местам,
Писал Геродот, здесь снег оглушительно валит,
Он думал, наивный, один выживает из ста.
Мы выживем все, мы живучи, как кошки весною,
В нас лучшие гены и лучший набор хромосом,
Мы внуки Адама, уж точно ровесники Ною,
Мы выживем все и уже никогда не умрем.
А время условно залижет все старые раны,
Секундная стрелка работает лучше, чем йод.
Мне страшно представить то, чем проклянут ветераны 
Того бедолагу, что первым из первых умрет.
Великая Скуфь… Только вспомни, как мы отступали,
И, что характерно, враги оказались в кольце…
Поэты рисуют на мерзлом стекле этуали,
Худжники – мрачно рифмуют с утра A-B-C.
Великая Скуфь  - ты все смотришь, и смотришь ты молча,
Молчи – это право я тоже тебе подарю.
Пусть Бог возьмет богово, волки пусть выгрызут волчье,
Себе я оставлю росу и ночную зарю.
Вот так и останусь я вновь при себе и при деле
Я буду смотреть сквозь окно на Великую Скуфь,
Когда мы получим всю прибыль, ее мы разделим.
Но разве захочет хоть кто-нибудь эту тоску?

НАОЩУПЬ

Я хочу позабыться в Эмпиреях империй,
Гулко звякнут в кармане Парадиза ключи.
И воздастся по вере, всем воздастся по вере…
И окрасятся красным все лесные ключи.
Белый храм вознесется и ударится в небо,
Взрежут горние хляби золотые кресты,
Только где-то поодаль, так смешно и нелепо
Завопят «Христаради» толпы нищих святых.
А еще – где-то в небе, ну а может быть - в поле
Заскрипели  кибитки разноцветных цыган.
Здесь создатель и тварь – лишь заглавные роли,
И фальшивит здесь скрипка, и гундосит орган.
Может быть, я вернулся – только кто мне докажет?
То, что вечно ищу я, мне протерло карман.
Это как-то нелепо, и бессмысленно даже…
Только кто я такой, чтоб заметить обман?

ПРОЛЕТАРИИ СОВЕСТИ

Мои буквы черны, мои мысли смирны,
И герои не просятся в повести,
Мы исчадья весны, недобитой вины,
Все мы здесь Пролетарии Совести.
Дидактический пафос авантюрных новелл,
Пьяный пафос их песен про жизнь,
I’ve got something for you, I’ve got something to tell,
Но такое – лишь только держись.
Это я, это ты, это мы, это мир…
Это космос, а сверху – Господь.
Я взлечу на орбиту и выйду в эфир,
Усмирив либеральную плоть.
Лапидарен вопрос, лаконичен ответ,
Но бездарен был вывод из них,
Ведь на солнце есть пятна, а луна дает свет,





































































































Так давайте устроим пикник.
Расколотим окно, ставни вышибем вон,
Усмирим непокорный сквозняк,
В этом есть даже смысл, беспримерный резон,
Стекла могут порезать, звеня.
Мы от боли очнемся, в себя приполозем,
Обещаем себя хорошо вести…
Победим всех врагов и Аляску вернем,
Все мы здесь Пролетарии Совести.

STELLA MARIS

Я прекрасно знаю этот холод,
Моря потускнелый изумруд,
Там, где с вечностью играют в поло
Те, что в скором времени умрут.
В непролазной зелени бутылки
Aqua vita – бренди, виски, ром,
Как всегда – скрывают кровь опилки,
Там, где мы когда-нибудь умрем.
Зеленеет остров и над морем
След давно утерянной зари,
И с пройденными веками в ссоре
Те, что не расслышали: «Умри!»
Пепел на престолах Ангелланда,
Отреклись от жертвы алтари,
И болят зари живые гланды,
Предвечерней, сумрачной зари…
Я хочу оплавить тот карбункул
В блеск и жар червонных диадем,
Ветер натянуть, как будто струны
Для грядущих музыкальных тем.
И, когда на полпути к Офиру 
Радостных захочется вестей,
Будет свет и явишься ты миру,
Stella Maris, ты, Звезда Морей…